ТАНЦЫ ОТ ТАЧКИ

На этом углу в центре Ижевска стояло старое дощатое строение. Часть его была приспособлена под магазин спорттоваров, а со двора располагалось Общество слепых. Туда я прибегал иногда позвонить по служебным делам и мельком взглянуть, как незрячие сражались в шахматы, ощупывая фигуры руками.
Дома живут дольше людей. Зданию, которое стало первой в моей жизни стройкой, скоро полвека. Полукруглое, с пилястрами и колоннами, оно и сейчас украшает эту небольшую площадь на перекрестке улиц Советской и Красноармейской. Вместе со зданиями Центральной библиотеки, Детского мира, и модернового, реконструированного в западном стиле Центрального банка.
Что эти годы для камня? А на земле с тех пор растет уже третье поколение людей.
Но памятен мне этот дом не только потому, что юным десятником после окончания Ижевского строительного техникума начинал на этой стройке свой трудовой путь, а и потому, что время тогда нам казалось боевым, интересным.
Сейчас называют это время оттепелью, но нам казалось, что была весна. Разоблачен культ личности, возвращено доброе имя многим бывшим «врагам народа», и расстрелян Берия. Пели песни в вагонах добровольцы-целинники, уезжая строить в казахстанских степях совхоз «Ижевский».
Поощряя кооперацию, Удмуртпотребсоюзу разрешили построить главное административное здание прямо в центре Ижевска.
Главный кооператор республики часто захаживал на объект, стоял в своем будущем округлом кабинете, из которого как на ладони был виден весь перекресток, по которому людской поток лился к Центральному рынку и обратно. Ему мечталось, чтоб размахнулась торговля по всей Удмуртии от городских рынков до маленьких сельповских хибарок. Он знал, что рыночные отношения рано или поздно станут в России ведущим стимулом производства. Не знал он только, что это будет один из худших, грабительских образцов капитализма.
Но кооператорам так и не пришлось отпраздновать новоселье. Вначале здание конфисковали под вошедший в моду совнархоз, а затем по старшинству туда въехал горком партии.
А дела на нашей стройке двигались не ахти как. И чем дальше – тем медленнее. Сказывалась убогость механизации работ. Основным транспортным средством была тачка. Металлическая, одноколесная. И самые сильные мужики из бригады каменщиков становились «каталями».
Даже сдвинуть с места груженую тачку весом несколько центнеров стоило неимоверных усилий. Особенно тяжело это давалось щуплому Николаю Широбокову. Родом он был из глухой удмуртской деревни. После армии, добыв правдами и неправдами паспорт, решил податься из колхоза в город. По разговорам знал, что самый быстрый способ зацепиться в Ижевске за жилье – это пойти на стройку: только в пословице сапожник без сапог. И мать с собой привез, надеясь на скорую фортуну.
Пока же жил с семьей в сторожке во дворе стройки, исполняя за это должность бессменного охранника.
Стройплощадка в ту пору представляла собой завод в миниатюре, была почти автономной. Прямо на ней, под дощатым навесом, находился свой растворо-бетонный узел, где розовощекая Анна по заявке бригады, вооружившись совковой лопатой, быстро загружала в крутящийся барабан цемент, песок или щебень и через считанные минуты выдавала раствор или бетон. Знай, грузи в тачку и вези. Не нужно, как сейчас, давать за сутки вперед заявку на комбинат, а потом волноваться, где же потерялся самосвал с «кашей».
Когда Анна во время просеивания песка через большое сито болтала со своей подружкой Шурой и теряла бдительность, случалось, что в растворомешалку попадала галька или щебень. Лопасти агрегата заклинивались, и он издавал душераздирающий скрежет, подпрыгивал и брыкался как бык, готовый лягнуть железной ногой или разлететься на куски. Тогда Анна вылетала, как испуганная ворона, из под навеса, кричала мужиков, чтобы подскочить к рубильнику и остановить разбушевавшийся механизм.
Со сборным железобетоном в те времена было плохо, и его заливали на небольшом полигоне прямо на площадке. Сварка была проблемой, поэтому каркасы вязали проволокой, которую для мягкости обжигали на костре. Особенно пришлось попотеть, когда делали монолитными перегородки и перекрытие в подвале. Остальные перекрытия, ввиду дефицита железобетонных изделий, запроектировали деревянными.
Подобные же проблемы были и на соседних стройках, и мы частенько обменивались дефицитом со строителями Центральной библиотеки.
Когда подняли первый этаж, каталям стало еще тяжелее. Соорудили специальную эстакаду, и толкать тачку теперь приходилось все круче вверх. Катальные ходы делали из ровных досок, стыковали их на одном уровне по высоте, а когда доски размочаливались, их меняли.
Разогнавшись от растворки или штабеля кирпича, каталь, используя инерцию, бегом преодолевал часть эстакады, а потом, упираясь ногами в перекладины из брусков, толкал тачку за рога дальше в гору. Останавливаться нельзя было даже на миг: тачка не устоит на наклонной эстакаде, да и не сдвинуть потом ее вверх. Случалось, словно почувствовав слабость человека, тачка становилась непослушной, соскальзывала с катальной доски и, сломав перила эстакады, с грохотом падала вниз. На это происшествие обязательно прибегали я или наш мастер Василий Иванович Рухлядев, и виновнику перепадало за нарушение правил техники безопасности.
-Это что, мы на кирзаводе по полтонны возили. Правда, по стальным листам, - хвалился самый крепкий из каталей Виктор.
Николай же уставал. Старался обиходить свою тачку, часто смазывал ось солидолом. Но грузить меньше других было нельзя – если назвался и получал зарплату каталя. К вечеру от усталости дрожали руки, и разламывало грудь.
Наконец нам выделили старенький подъемный кран «Пионер», который поднимал всего полтонны и постоянно ломался. Еще его недостатком была неподвижность: мы ставили его на перекрытие в углу здания, и по мере того как здание росло, кран приходилось разбирать и переносить этажом выше. Тем не менее, каталям стало полегче.
Широбоков не знал, когда подойдет его очередь на жильё. Он только видел себя в списках. Видел он и как медленно, годами строились дома. И терпеливо ждал.
Иногда они ходили всей семьей в гости к землякам из своей деревни, жившим теперь в коммунальной квартире. После таких визитов жена пилила Николая, что он растяпа, и что с ним она не дождется «казенной» квартиры.
Матери, наоборот, не хотелось жить в каменном скворечнике. Ей лучше было в этой деревянной сторожке: хоть деревней пахло. И, сидя летом на завалинке, греясь на солнышке, она вспоминала свой деревенский дом, который пришлось бросить, тосковала по скотине, которую держала раньше, пока были силы, жалела непутевого сына, поменявшего деревню на неприветливый город.
К зиме она захворала. Николай, видя, что с матерью все хуже, взял отгулы и поехал в деревню предупредить родню, чтоб готовились к худшему, да заодно и привести картошки. Жена с ребятишками в последний момент увязалась за ним. Старушка умерла одна.
За окном сторожки мела декабрьская пурга. Я сидел за перегородкой от покойницы и писал наряды: был конец месяца и года, и надо было оформлять бумаги.
Я не знаю, когда Николай Широбоков получил свою квартиру. После службы в армии мне не довелось увидеть его. Но думаю, по тем масштабам строительства, на ожидание ушли многие годы.
Сейчас на том месте, где стояла развалюха Общества слепых, разбит сквер. Сюда сослали с Центральной площади города бывшего вождя мирового пролетариата. Он стоит и озабоченно смотрит вперед. Возможно, туда, где идет чеченская война. А, может, глядя на роскошь банка, взметнувшегося напротив, думает: где же те деньги, на которые обещали давным- давно дать каждой семье отдельную квартиру или жилой дом?